– Это наша следующая проблема, – сказал Квин. – Реджинальд Толхерст часто бывает здесь?
– Да, а какое это имеет отношение к делу? Он, кажется, не слишком переживает по поводу смерти своего отца. Должна признаться, я бы предпочла, чтобы он был более пунктуален в оплате своих счетов, – я подозреваю, что того, что досталось ему в наследство, хватит лишь на погашение долгов.
– А сегодня он здесь?
– Думаю, что да. – Тетушка Клара встала и открыла дверь, которая вела к проходу в ее тайную галерею. Приложив к губам палец, призывая всех вести себя предельно тихо, она жестом велела всем следовать за ней, и Лина снова оказалась в знакомой ей темноте и снова смотрела сквозь решетку в гостиную, что находилась сейчас под ними. Мейкпис приветствовал группу только что прибывших шумных гостей, девушки сновали туда-сюда, и казалось, будто повсюду порхают разноцветные бабочки, а мужчины праздно бродят по залу, шутят, смеются, наслаждаются горячительными напитками.
– Вон он, – прошептала она, указав на человека, и Лина невольно сжалась при виде мужчины, который тогда обвинил ее во всем.
Стоя рядом с ней, Квин обнял ее за плечи и прижал к себе. И вдруг его губы едва ощутимо коснулись ее губ, и это теплое, нежное прикосновение передавало не столько его плотское желание, сколько искреннее сожаление и доверие. Это произошло так неожиданно и быстро, что она не успела ответить, как он уже стремительно шел по направлению к гостиной. Лину переполняло спокойствие, уверенность и сила. Ведь теперь он ей верил, даже если не смог бы простить за то, что она лгала ему в самом начале, и втянула в это шумное преступление в то самое время, когда единственным, чего он наверняка хотел, было вернуться в общество с чистой, незапятнанной репутацией.
– Мне необходимо с ним познакомиться, – сказал Квин. – Я спущусь туда прямо сейчас. Будет ли безопаснее для Селины остаться с вами, мадам?
– А как же Грегор? – спросила Лина. Мысль о том, что у нее будет какое-то время на то, чтобы поговорить с тетушкой наедине, показалась ей настоящим счастьем, но она не могла оставить русского.
– Я полагаю, он оправдывает наши деньги, потраченные на огромную кровать и безраздельное внимание трех очаровательных девушек, – сказал Квин, и улыбка, засиявшая на его лице, как будто сделала его на несколько лет моложе, и Лина, не удержавшись, рассмеялась в ответ.
– Какой обворожительный мужчина, – заметила тетушка, как только дверь за ним затворилась. – Не могу обвинить тебя в том, что ты увлеклась им. Я познакомилась с Саймоном, когда он был лет на тридцать старше, чем твой Квин сейчас, но в эти минуты я так ясно вижу его молодым в его племяннике.
– Он не мой Квин, – возразила Лина, однако она вряд ли смогла бы отрицать, что увлеклась им. С тетушкой Кларой, которая так хорошо ее понимала, это было бесполезно. – Но я хотела бы, чтобы он был моим.
– Но почему он делает все это ради тебя, если это не так? – спросила Клара. – Я прекрасно помню тот старый скандал, не думаю, что ему нужны новые проблемы. Вы любовники?
– Нет. И возможно, я не должна так говорить, но повторюсь, хотела бы, чтобы это было так. – То, что произошло между ними, не считалось, думала она. – Он зол на меня за то, что я не рассказала ему всей правды с самого начала и поставила его в такое положение, что он был вынужден лгать полицейскому.
– Но он вовсе не показывает этого. Ты уверена, моя дорогая?
– Да, – призналась Лина. – Он не терпит лжи. И ненавидит лжецов, – добавила она. – Вот только, боюсь, он сам не ценит себя по достоинству.
– Ты влюблена в него. К несчастью, в нашем мире для женщины это означает только одно, моя дорогая, рано или поздно твое сердце будет разбито, и это принесет тебе большое горе. – Тетушка подошла и села рядом с ней, обняв за плечи.
– Я люблю его. Я мечтаю выйти за него замуж и знаю, что это неосуществимо даже в самых смелых грезах. А теперь он не захочет даже, чтобы я стала его любовницей, так что я буду лишена и этого.
Квин стоял, облокотившись на декоративную колонну, и курил одну из сигар Реджинальда Толхерста, которая была, признаться, далеко не лучшего качества. Он терпеливо слушал своего собеседника, ожидая возможности вступить в разговор.
– Единственное, чего не хватает в этом заведении, так это игорной комнаты, – заметил Толхерст.
– Знаете, а ведь вы правы. Во что предпочитаете играть?
– Вист, пикет, да во что угодно, – с нарочитой весомостью говорил Толхерст. – Что бы то ни было, я предпочитаю честную игру.
«Вот уж неправда, не стоит хвастаться напрасно», – подумал Квин.
– Один мой друг советовал местечко, как раз за углом. Замечу, что сам там никогда не играл, а потому несколько опасаюсь. – Он излучал неуверенность и увидел заинтересованность в глазах собеседника. – Я отвык от подобных сомнительных мест и городских притонов – слишком долго жил за границей.
Толхерст покровительственно улыбнулся:
– Думаю, могу позволить себе сказать, что я, в отличие от вас, в хорошей форме. Почему бы нам не отправиться туда сегодня же? Естественно, если вы закончили здесь.
– Да-да, я с вами, – с готовностью подхватил идею Квин. – Разрешите, я только на минуту поднимусь наверх, оставлю записку своему приятелю, с которым пришел сюда.
«Похоже, мы оба уверены, что нам сегодня повезло», – думал Квин, поднимаясь по лестнице. Затем он постучал в дверь комнаты, где оставил Грегора. Через мгновение дверь приоткрылась, и оттуда выглянула Полетт.
– Передай это Грегору, будь добра. И обязательно убедись, что он прочитал это. – Он вырвал листок из записной книжки и нацарапал на ней краткое сообщение.
«Проще, чем я думал. Сейчас иду в игорный дом за углом. Будь там через два часа. С. отправь домой с извозчиком».
Он протянул записку девушке и направился к комнате мадам Деверилл. Постучал в дверь, а когда она открылась, не заметил и следа присутствия Селины.
– Я вижу, вы соблюдаете осторожность. В ближайшее время Грегор зайдет к вам, чтобы забрать Селину, и отправит ее домой в наемном экипаже.
– А как же вы? – Селина неожиданно появилась из-за спины своей тетушки.
Квин заметил, что глаза ее были печальными.
– Я собираюсь сыграть в карты с Толхерстом, который считает себя профессиональным шулером и уверен, что сможет обыграть любого наивного путешественника.
Глаза Селины наполнились тревогой, а он лишь усмехнулся. – Я же не стал рассказывать ему о том, что учился играть в карты в Пале-Рояль.
Увидев Грегора, идущего по залу небольшого, спрятанного от лишних глаз игорного дома на Пикеринг-Плейс, Квин раздраженно махнул рукой, разговаривая с Толхерстом.
– Проклятие! На сегодня с меня хватит. Вы и правда в отличной форме, Толхерст, но надеюсь, дадите мне возможность отыграться как-нибудь на днях.
– Несомненно, мой дорогой друг. – Толхерст с плохо скрываемым удовольствием сгребал купюры и монеты. Казалось, сведения, собранные Грегором, о том, что этот человек балансировал на грани банкротства, были верны. – Вот моя карточка. – Он протянул Квину визитную карточку и взял взамен его. – Доброй вам ночи, сэр.
Квин поднялся и направился к двери, взял свои пальто и шляпу, а затем стал ждать в маленьком дворике Пикеринг-Плейс, когда вслед за ним выйдет Грегор.
– Он попался. Он думает, я наивный простак, которого можно с легкостью выпотрошить, и в следующий раз будет гораздо менее осторожен.
– Он играть-то умеет?
Грегор шел вслед за Квином по темной узкой улочке по направлению к Сент-Джеймс-стрит. Слева от них сиял огнями великолепный дворец Тюдоров. Они свернули направо и стали подниматься в сторону Пиккадилли.
– Он ограничен и предсказуем. Он плохо просчитывает вероятность дальнейших ходов, а когда начинает проигрывать, то в панике ставит все больше и больше денег. Я сниму с него последнюю рубашку. Мы дадим ему пару дней, чтобы убедиться, что он отличный игрок, а я даже хуже, чем ему помнилось, и тогда… – Квин с громким хлопком ударил кулаком в раскрытую ладонь, – мы раздавим его.